— Это же мамонт!
Маруся поняла, что снова стоит в оцепенении и не замечает ничего вокруг. Какие-то люди возятся рядом, что-то говорят, жестикулируют…
— …сверхскоростные самолеты, поезда, клонирование, лекарства от рака, вот-вот откроем телепортацию…
Нос воодушевленно перечислял изобретения последних лет и загибал пальцы.
— …искусственные органы, межгалактические станции, мы даже научились добывать полезные ископаемые на Луне…
С невероятным усилием Маруся перевела на него взгляд и попыталась сконцентрироваться.
— А проблему отходов решить не можем, — закончил свою пламенную речь Нос. — Парадокс.
Маруся, молча, кивнула.
— Вообще-то это девочка.
— Что?
— Митрич.
— Девочка?
— Название проекту придумали до его рождения. То есть ее. То есть сначала придумали, что это будет Митрич, а уже потом она родилась на свет.
— А почему не переименовали?
— Зачем?
Искреннее удивление на лице. И правда, зачем? Все-таки ученые совершенно отдельный вид людей. А может, и не людей. В эту тему лучше не углубляться.
— Пойдем отсюда, а то глаза уже щиплет.
Школа была похожа на огромный кубик Рубика, который уронили с неба. И поэтому он рассыпался на разноцветные секции: тут красная, тут в два этажа белая и синяя, тут оранжевый кубик вонзился в землю под углом в 30 градусов, а тут — сразу три желтых секции в ряд. Некоторые секции объединялись в сложные геометрические фигуры, другие валялись по отдельности. Все это было разбросано в высокой зеленой траве и напоминало скорее гигантскую художественную инсталляцию, но никак не корпуса школы.
По непонятной причине у Маруси снова разболелся правый глаз. Сначала он начал слезиться, потом чесаться, потом расчесался до того, что, казалось, он вот-вот вывалится или лопнет. Маруся даже прикрыла его рукой — чтобы, если все-таки вывалится, не потерялся в траве. Нос медленно плелся по тропинке и смотрел себе под ноги. Маруся шла за ним и старалась уже никуда не смотреть. Дойдя до красной секции, Нос обернулся.
— Что там у тебя?
— Не знаю…
— Болит?
— Угу…
— Дай посмотреть.
Маруся замотала головой.
— Я просто посмотрю, вдруг что попало.
— Ничего не попало.
— Да перестань…
Маруся вздохнула, убрала руку и зажмурилась.
— Открой.
— Не-е-е…
— Я не увижу, что случилось, пока ты его не откроешь.
Маруся снова заслонилась руками, потом отвернулась от солнца и осторожно приоткрыла глаз. Из него текли слезы, поэтому смотреть было больно и неприятно. Нос подошел поближе и наклонился.
— Такое ощущение…
— Что?
— Что он стал другим.
— Каким другим?
Марусе захотелось сесть на траву, заплакать, захныкать и закапризничать. Все девочки делают так, когда болеют.
— Каким-то… таким.
— Красным?
— Зеленым.
— Да ну тебя.
— Правда!
Маруся оттолкнула Носа и отошла в сторону.
— У тебя глаза разного цвета.
— Не смешно.
— Я и не шучу.
Придурок…
— Смотри!
Нос вытащил из кармана коммуникатор и поднес к Марусиному лицу.
Маруся подняла глаза на экран. Микроскопическая вебкамера передавала изображение, словно зеркало.
— Ч-ч-че-е-ерт…
Один голубой, второй зеленый. Какое-то воспаление? Болезнь? Оптический эффект? Неисправная камера? Испорченный экран?
Маруся проморгалась и посмотрела еще раз. Взяла коммуникатор в руки и поднесла поближе. Нет. Никакой ошибки. Голубой и зеленый.
И как такое может быть? Радиация?
— Что-то случилось?
Какой-то старик неожиданно появился из-за кустов и теперь шел им навстречу.
— Степан Борисыч!
Бунин? Маруся снова прикрыла глаз рукой, а другим посмотрела на старика. Загорелый, короткие седые волосы ежиком и черно-белая щетина на щеках. Дальше — хуже. Брюки, заправленные в высокие рыбацкие сапоги, старая майка с прожженными дырочками и поверх всего этого длинный махровый халат. Впрочем, пора бы уже ничему не удивляться.
— Все нормально… В глаз что-то попало.
Маруся вежливо улыбнулась.
— Бывает… А то идемте, промоем. У меня есть капли…
Следом за Буниным из-за кустов появился толстяк в водонепроницаемом комбинезоне.
— Степан Борисыч! И течет и течет! Всю землю размыло.
— Да что ж такое…
— Только вчера высадили, грядочка к грядочке… Сам лично проследил…
Толстяк схватился обеими руками за сердце, будто боялся, что оно вот-вот разорвется от горя.
— Это в какой?
— Да в пятой. Все в кучу теперь…
— Так отключи.
— Тогда в шестой пересохнет!
— А в шестой у нас что?
— В шестой редис.
— Не пересохнет. Отключай.
Толстяк недовольно замотал головой — судя по всему, он сомневался в правильности решения профессора, но, тем не менее, развернулся и пошел обратно.
— Нет, ну как так, а? Сам лично же проследил, — бубнил он, раздвигая огромными руками кусты и удаляясь. — Грядочка к грядочке…
— И вызови кого-нибудь, кто с этим… кто там в этом понимает? — крикнул ему вслед Бунин.
— В чем?
— А-а-а…
Бунин отмахнулся и вытащил из кармана доисторическую модель коммуникатора (кажется, он назывался «мобильник»). Толстяк остановился и с надеждой посмотрел на профессора.
— Петя? Зайди в шестую…
— В пятую!
— В пятую… черт, как ее… теплицу! Трубу прорвало. Да черт ее знает… Ну, прикрути там что-нибудь, я не знаю…